...Не имеет значения, что кто-либо говорит или делает... Т_ы_ с_а_м_ должен быть безупречным человеком... ...Нам требуется _в_с_е _н_а_ш_е _в_р_е_м_я _и _в_с_я н_а_ш_а _э_н_е_р_г_и_я, чтобы победить идиотизм в себе. Это и есть то, что имеет значение. Остальное не имеет никакой важности... Особую часть своего учения дон Хуан посвящал получению силы; силы, которую он называл _о_л_л_и_. Он объяснял использование его для достижения мудрости или знания того, как правильно жить. Дон Хуан понимал значение растений в их способности продуцировать состояния особого восприятия в человеческом существе. Он вводил меня в последовательное постижение этих стадий с целью развернуть и показать ценность своего знания. Я назвал их "состояния необычной реальности", имея в виду необычную реальность, которая противостоит нашей повседневной жизни. В контексте учения дона Хуана эти состояния рассматривались, как реальные, хотя их реальность была отделена от обычной. Дон Хуан считал, что состояния необычной реальности были единственной формой прагматического учения и единственным способом достижения силы. но я также хочу знать все, что смогу. Ты сам говорил, что знание - это сила. - Нет, - сказал он с чувством. - Сила покоится на том, какого вида знанием ты владеешь. Какой смысл от знания вещей, которые бесполезны? - Почему ты хочешь знать об этом? - Я действительно хочу знать об этом. Разве просто хотеть знать - недостаточная причина? - Нет, ты должен порыться в своем сердце и обнаружить, почему такой молодой человек, как ты, хочет поставить себе такую задачу учения. Однако, на этот раз я клал руки на подбородок и всматривался в каждую деталь. Через некоторое время темнота вокруг меня изменилась. Когда я фиксировал свой взгляд на точке, находящейся прямо перед моими глазами, то вся периферийная зона моего поля зрения становилась блестяще окрашенной зеленовато-желтым цветом. Эффект был поразительным. Я держал глаза фиксированными на точке прямо перед ними и начал ползти в сторону на животе, передвигаясь по 30 см за раз. Внезапно, в точке, находящейся примерно на середине пола, я почувствовал перемену оттенка. В точке справа от меня, все еще на периферии поля зрения, зеленовато-желтый оттенок стал интенсивно пурпурным. Я сконцентрировал на этом свое внимание. Пурпурный цвет изменился на более бледный, но все еще блестящий и оставался таким постоянно, пока я держал на нем свое внимание. Я отметил место … …он сказал мне, чтобы я сел на это место и описал, что я чувствую. Я уселся, а затем лег на спину. Примерно в течение пятнадцати минут я пытался ощутить разницу, в то время, как дон Хуан терпеливо стоял рядом. Я чувствовал какое-то отвращение. Во рту был металлический привкус. Внезапно у меня заболела голова. Когда я достиг центра, то понял, что произошло еще одно изменение в окраске, опять на краю поля моего зрения. Однообразный зеленовато-желтый оттенок, который я видел повсюду, превратился в одном месте, справа от меня, в яркий серо-зеленый. - Но что еще можно делать, дон Хуан? - Ищи и смотри на чудеса повсюду вокруг тебя. Ты устаешь от глядения на самого себя, и эта усталость делает тебя глухим и слепым повсюду ко всему остальному. - Человек идет к знанию так же, как он идет на войну, полностью проснувшись, со страхом, с уважением и с абсолютной уверенностью. Идти к знанию или идти на войну как бы то ни было иначе - является ошибкой. И тот, кто совершает ее, доживет до того, чтобы сожалеть о содеянных шагах. Я спросил его, почему это так, и он ответил, что, когда человек выполняет эти условия, то для него не существует ошибок, с которыми ему придется считаться: при всех условиях его действия теряют бестолковый (мечущийся) характер действия дурака. Если такой человек терпит поражение, проигрывает, то он проигрывает только битву, и по этому поводу у него не будет начальных сожалений. Человек живет только для того, чтобы учиться. И если он учится, так это потому, что такова природа его судьбы для хорошего или для плохого. одним ударом руки. Я мог бросать валуны, огромные валуны, которые даже двадцать человек не могли поднять. Раз я подпрыгнул так высоко, что сорвал верхние листья с верхушек самых высоких деревьев. Но все это было не нужно. Все, что я делал - это пугало индейцев, только остальные, кто ничего не знал об этом, не верили этому. Они видели или сумасшедшего индейца, или что-то движущееся у вершин деревьев. Мы долгое время молчали. Мне нужно было что-то сказать. - Было совсем по-другому, когда были люди в мире, - продолжал он, - люди, которые знали, что человек может быть горным львом или птицей, или, что человек может просто летать. - Ты не сердишься на меня, дон Хуан? - спросил я, когда он вернулся. Он, казалось, удивился моему вопросу. - Нет. Я никогда ни на кого не сержусь. Никто из людей не может сделать ничего достаточного и важного для этого. На людей сердишься, когда чувствуешь, что их поступки важны. Ничего подобного я больше не чувствую. - Человек знания - это тот человек, что правдиво пошел по пути учения. Человек, который без спешки и без мешканья пришел к раскрытию секретов знания и силы настолько далеко, насколько смог. - Может ли любой быть человеком знания? - Нет, не любой. - Но тогда, что надо сделать, чтобы стать человеком знания? - Человек должен вызвать на бой и победить своих четырех природных врагов. - Будет ли он человеком знания после победы над этими врагами? - Да, человек может назвать себя человеком знания лишь, если он способен победить всех четырех. - Но тогда может ли любой, кто победит этих врагов, быть человеком знания? - Любой, кто победит их, становится человеком знания. - Есть какие-либо специальные требования, которые человек должен выполнить прежде, чем сражаться с этими врагами? - Нет, любой может пытаться стать человеком знания: очень мало людей преуспевают тут, но это естественно. Враги, которых человек встречает на пути учения, чтобы стать человеком знания - поистине ужасны. Большинство людей сдаются перед ними. - Что это за враги, дон Хуан? - Когда человек начинает учиться - сначала понемногу, он никогда не знает своих препятствий. Его цель расплывчата. Его намерение не направлено. Он надеется на награды, которые никогда не материализуются, потому что он ничего не знает о трудностях учения. Он медленно начинает учиться - сначала понемногу, потом - большими шагами. И скоро его мысли смешиваются. То, что он узнает, никогда не оказывается тем, что он себе рисовал или вообразил, и потому он начинает пугаться. Учение всегда несет не то, что от него ожидают. Каждый шаг ученика - это новая задача, и страх, который человек испытывает, начинает безжалостно и неуклонно расти. Его цель оказывается полем битвы. И, таким образом, он натыкается на своего первого природного врага - страх! - ужасный враг, предательский и трудноодолимый. Он остается скрытым на каждом повороте пути, маскируясь, выжидая. И если человек, испугавшись в его присутствии, побежит прочь, то враг положит конец его притязаниям. - Что случится с человеком, если он в страхе убежит? - Ничего с ним не случится, кроме того, что он никогда не научится. Он никогда не станет человеком знания. Он, может быть, станет упрямцем, не желающим ничего видеть, или безвредным испуганным человеком, во всяком случае, он будет побежденным человеком. Его первый природный враг положит конец его притязаниям. - И что он должен делать, чтобы одолеть страх? - Ответ очень прост. Он не должен убегать. Он должен победить свой страх и, посмотря на него, он должен сделать следующий шаг в учении, и следующий, и следующий. Он должен быть полностью испуганным, но все же, он не должен останавливаться. Таково правило. И придет момент, когда его первый враг отступит. Человек начинает чувствовать уверенность в себе. Его стремление крепнет. Учение - уже не пугающая задача. Когда придет этот радостный момент, человек может сказать без колебания, что он победил своего первого природного врага. - Это случится сразу, дон Хуан, или мало-помалу? - Это случится мало-помалу. И все же страх исчезнет быстро и внезапно. - Но не будет ли человек испуган снова, если с ним случится что-либо новое? - Нет, если человек однажды уничтожил страх, то он свободен от него до конца своей жизни, потому что вместо страха он приобрел ясность мысли, которая рассеивает страх. К этому времени человек знает свои желания. Он может видеть новые шаги в учении, и острая ясность мысли отражает все. Человек чувствует, что нет ничего скрытого. И таким образом он встречает своего второго врага: ясность мысли, которую трудно достичь, она рассеивает страх, но также ослепляет. Она заставляет человека никогда не сомневаться в себе. Она дает ему уверенность, что он может делать все, что ему захочется, потому что он видит все ясно, насквозь. И он мужественен потому, что он ясно видит. И он ни перед чем не останавливается, потому что он ясно видит. Но все это - ошибка. Это вроде чего-то неполного. Если человек поддается этому мнимому могуществу, значит он побежден своим вторым врагом и будет топтаться в учении. Он будет бросаться, когда надо быть терпеливым, или он будет терпелив тогда, когда следует спешить. И он будет топтаться в учении, пока не выдохнется, неспособный научиться чему-нибудь еще. - Что случится с человеком, который побежден таким способом, дон Хуан? Он что, в результате умрет? - Нет, не умрет. Его второй враг просто остановил его на месте и охладил от попыток стать человеком знания. Вместо этого он может стать непобедимым воином или шутом. Но ясность мысли, за которую он так дорого заплатил, никогда не сменится на тьму или страх снова. Он будет ясно видеть до конца своих дней, но он никогда не будет больше учиться чему-либо или усваивать что-либо. - Но что же он должен делать, чтобы избежать поражения? - Он должен делать то же самое, что он сделал со страхом. Он должен победить свою ясность мысли и использовать ее лишь для того, чтобы видеть и терпеливо ждать, и тщательно замерять и взвешивать все прежде, чем сделать новый шаг. И главное, он должен думать, что ясность его мысли почти ошибка. И придет момент, когда он будет видеть, что его ясность мысли была лишь точкой опоры перед глазами. И, таком образом, он одолеет своего второго природного врага и пребудет в положении, где ничего уже не сможет повредить ему. Это не будет ошибкой. Это не будет точкой перед глазами. Это будет действительно сила. В этом месте он будет знать, что могущество, за которым он так долго гонялся, наконец, принадлежит ему. Он сможет делать с ним все, что захочет. Его о_л_л_и в его подчинении. Его желание - закон. Он видит все, что вокруг него. Но он также наткнулся на своего третьего врага: могущество. Сила - самый сильный из всех врагов. И естественно, самое легкое, это сдаться. В конце концов человек действительно неуязвим. Он командует: он начинает с того. Человек на этой стадии едва ли замечает своего третьего врага, надвигающегося на него. И внезапно, сам того не заметив, он проигрывает битву. Его враг превратил его в жестокого капризного человека. - Потеряет ли он свою силу? - Нет. Он никогда не потеряет ни своей ясности мысли, ни своей силы. - Что же тогда будет отличать его от человека знания? - Человек, побежденный могуществом, умирает, так и не узнав в действительности, как с этим могуществом обращаться. - Сила - лишь груз и его судьба. Такой человек ничему не подчинен и не может сказать, когда или как использовать свою силу. - Является ли поражение от какого-нибудь из врагов окончательным поражением? - Конечно, оно окончательно. - Когда какой-нибудь из этих врагов пересилил человека, то тому уже ничего нельзя сделать. - Возможно ли, например, что человек, побежденный силой, увидит свою ошибку и исправит свой путь? - Нет, если человек раз сдался, то с ним покончено. - Но что, если он лишь временно был ослеплен силой, а затем отказался от нее? - Это значит, что его битва все еще не проиграна и продолжается; это означает, что он все еще пытается стать человеком знания. Человек побежден лишь тогда, когда он больше не пытается и покинет самого себя. - Но тогда, дон Хуан, возможно, что человек, уйдя в страх, на несколько лет покинет самого себя, но, наконец, победит его. - Нет, это неверно. Если он поддался страху, то он никогда не победит его, потому что он будет уклоняться от учения и никогда не сделает попытки снова. Но если в центре своего страха он будет в течение многих лет делать попытки учиться, то он, очевидно, победит еще, так как, фактически, он никогда не бросал себя ради этого страха. - Как он может победить своего третьего врага, дон Хуан? - Он должен непременно победить его. Он должен придти к пониманию того, что сила, которую он, казалось бы, покорил в действительности, никогда не принадлежала ему. Он все время должен держать себя в руках, обращаясь осторожно и добросовестно со всем, что он узнал. Если он может увидеть, что ясность мысли и сила без его контроля над самим собой хуже, чем ошибка, то он достигнет такой точки, где все находятся в подчинении. Тут он будет знать, когда и как использовать свою силу. И, таким образом, он победит своего третьего врага. Человек будет готов к тому времени и в конце своего пути учения и почти без предупреждения он столкнется со своим последним врагом - старостью. Этот враг самый жестокий из всех. Враг, которого он никогда не сможет победить полностью, но лишь сможет заставить его отступить. Это время, когда человек не имеет больше страхов, не имеет больше нетерпеливой ясности мысли. Время, когда вся его сила находится в подчинении, но также время, когда он имеет неотступное желание отдохнуть. Если он полностью поддается своему желанию лечь и забыться, если он убаюкивает себя в усталости, то он проиграет свою последнюю битву и его враг свалит его старое слабое существо. Его желание отступить пересилит всю ясность Но если человек разобьет свою усталость и проживет свою судьбу полностью, то тогда он может быть назван человеком знания, хотя бы на один короткий момент, когда он отгонит своего непобедимого врага. Этого одного момента ясности, силы и знания уже достаточно. - Сумерки - это трещина между мирами, - сказал он легко, не оборачиваясь ко мне. …есть лишь один путь из миллиона. Поэтому ты всегда должен помнить, что путь - это только путь. Если ты чувствуешь, что тебе не следовало бы идти по нему, то не должен оставаться на нем ни при каких обстоятельствах. Для того, чтобы иметь такую ясность, ты должен вести дисциплинированную жизнь. Лишь в том случае ты будешь знать, что любой путь - это всего лишь путь и что нет никакой абсолютно преграды ни для тебя самого, ни для других, чтобы бросить его, если именно это велит тебе сделать твое сердце. Но твое решение остаться на этом пути или бросить его должно быть свободно от страха и амбиции. Я предупреждаю тебя об этом. Смотри на любой путь вплотную и решительно. Испытай его, столько раз, сколько найдешь нужным. Затем спроси себя, и только себя одного. Этот вопрос таков, что лишь очень старые люди задают его себе. Мой учитель сказал мне о нем однажды, когда я был молод, но моя кровь была слишком горяча для того, чтобы я понял его. Теперь я это понимаю. Я скажу тебе, что это такое: имеет ли этот путь сердце? - Все пути одинаковы: они ведут в никуда. Это пути, ведущие человека через кусты или в кусты. Я могу сказать, что в своей жизни я прошел длинные-длинные дороги. Но я не нахожусь где-либо. Вопрос моего учителя имеет теперь смысл. Имеет ли этот путь сердце? Если он его имеет, то этот путь хороший. Если он его не имеет, то толку от этого пути нет. Оба пути ведут в никуда, но один имеет сердце, а другой - нет. Один путь делает путешествие по нему приятным столько, сколько ты по нему идешь, ты с ним одно целое. Другой путь заставит тебя проклинать свою жизнь. Один путь делает тебя сильным, другой ослабляет тебя. Я говорю, что бесполезно тратить всю свою жизнь на один единственный путь, особенно, если этот путь не имеет сердца. - Но как ты знаешь, дон Хуан, имеет ли путь сердце? - Прежде, чем решительно пойти по пути, спроси себя, имеет ли этот путь сердце? Если ответ будет - нет, то ты узнаешь его и сможешь выбрать другой путь. - Но как я смогу наверняка узнать, имеет ли путь сердце? - любой узнает это. Беда в том, что никто не задает этот вопрос; когда человек наконец поймет, что выбрал тропу без сердца, то эта тропа уже готова убить его. В этой точке лишь очень мало людей могут прекратить свою целенаправленность и прекратить этот путь. - С чего я должен начать, дон Хуан, чтобы должным образом задать себе этот вопрос? - Просто задай его. - Я имею в виду, есть ли какой-нибудь специальный метод для того, чтобы я не солгал самому себе и не поверил бы в то, что ответ "да", тогда как в действительности он "нет". - Но зачем ты будешь себе лгать? - Может быть, потому, что в этот момент тропа будет казаться приятной и радостной. - Это чепуха. Тропа без сердца никогда не бывает радостной. Нужно тяжело работать даже для того, чтобы ступить на нее. С другой стороны, тропа с сердцем легка. Тебе не приходится работать, чтобы любить ее. И следующая вещь, тропа без сердца повернется против человека и уничтожит его. Немного нужно, чтобы умереть, но искать смерть значит ничего не искать. - Знаешь ли ты что-нибудь об окружающем тебя мире? - спросил он. - Я знаю всякого рода вещи, - сказал я. - Я имею в виду, ты когда-нибудь ощущаешь мир вокруг тебя? - Я ощущаю в мире столько, сколько могу. - Этого не достаточно. Ты должен чувствовать все, иначе мир теряет свой смысл. - Причина того, что ты испугался и удрал, состоит в том, что ты чувствовал себя чертовски важным, - сказал он, объясняя мой предыдущий уход. - чувство собственной важности делает человека тяжелым, неуклюжим и пустым (напрасным). Для того, чтобы стать человеком знания, надо быть легким и текучим. После трех дней наблюдения за тем, как они подобно стервятникам бросались на самые непривлекательные объедки, я искренне расстроился и покинул город с чувством, что нет никакой надежды для этих детей, чей мир был уже раздавлен их каждодневной борьбой из-за куска пищи. - Ты их жалеешь? - воскликнул дон Хуан вопрошающим тоном. - Конечно, жалею, - сказал я. - Почему? - Потому что я озабочен благосостоянием окружающих меня людей. Эти мальчики - дети, а их мир так некрасив и мелок. - Подожди. Подожди. Как ты можешь говорить, что их мир н_е_к_р_а_с_и_в_ и _м_е_л_о_к_? - сказал дон Хуан, передразнивая мое выражение. - Ты думаешь, что твой мир лучше, не так ли? Я сказал, что так и думаю, и он спросил меня, почему. И я сказал ему, что по сравнению с миром этих детей мой мир бесконечно более разнообразен и богат развлечениями и возможностями для личного удовлетворения и развития. Смех дона Хуана был искренним и дружеским. Он сказал, что я неосторожен с тем, что я говорю, что у меня нет возможности измерить богатство и возможности мира этих детей. Я подумал, что Хуан просто упрямится. Я действительно думал, что он становится на противоположную точку зрения просто для того, чтобы раздражать меня. Я искренне верил, что у этих детей нет ни малейшего шанса для интеллектуального роста. Я еще некоторое время отстаивал свою точку зрения, а затем дон Хуан спокойно спросил меня: - Разве ты не говорил мне однажды, что по твоему мнению величайшим достижением для человека будет стать человеком знания? Я говорил так и повторил вновь, что, по-моему, стать человеком знания - это одно из величайших интеллектуальных достижений. - Так ты думаешь, что твой очень богатый мир когда-нибудь поможет тебе стать человеком знания? - спросил дон Хуан с легким сарказмом. Я не ответил, и тогда он задал тот же вопрос другими словами - оборот, который я всегда применял к нему, когда считал, что он не понимает. - Другими словами, - сказал он, широко улыбаясь и очевидно видя, что я осознаю его игру, - могут ли твоя свобода и твои возможности помочь тебе стать человеком знания? - Нет, - сказал я с ударением. - Тогда как же ты можешь чувствовать жалость к этим детям? - спросил он серьезно. - любой из них может стать человеком знания. Все люди знания, которых я знаю, были детьми, подобными тем, которых ты видел, подъедающими объедки и вылизывающими столики. Аргумент дона Хуана дал мне неприятное ощущение. Я не чувствовал жалости к этим обделенным привилегиями детям оттого, что им не хватает пищи, но жалел их за то, что по моим расчетам мир уже приговорил их к интеллектуальной неадекватности. И, однако же, по расчетам дона Хуана, каждый из них мог достичь того, что я считал вершиной человеческих интеллектуальных достижений - стать человеком знания. Мои причины к тому, чтобы жалеть их, были необоснованны. Дон Хуан точно поддел меня. - Может быть, ты и прав, - сказал я. - но как можно избежать желания, искреннего желания помочь окружающим тебя людям? - Как же, ты думаешь, им можно помочь? - Облегчая их ношу. Самое маленькое, что можно сделать для окружающих нас людей, так это попытаться изменить их. Ты ведь и сам занимаешься этим. Разве не так? - Нет. Этого я не делаю. Я не знаю, что менять, и зачем менять что-либо в окружающих меня людях.